– Встань на колени, – попросил он единорога.

Один конец гамака он протащил под единорогом, так что крепкая сеть оказалась под животом Гаудиора. С трудом ему удалось закинуть веревки Гаудиору на спину. Потом Чарльз Уоллес уселся верхом и обвязал эти веревки себе вокруг пояса.

– Хорошо, что мама всегда использует столько веревки, что хватит на пять гамаков!

Гаудиор заржал:

– Ты крепко привязался?

– Думаю, да. Близнецы учили меня вязать узлы.

– И за мою гриву тоже держись!

– Держусь.

– Мне это не нравится, – неодобрительно сказал Гаудиор. – Ты точно уверен, что мы должны попытаться отправиться в Патагонию?

– Я думаю, именно это нам и нужно сделать.

– Я беспокоюсь.

Но все же Гаудиор пустился вскачь, быстрее и быстрее, и наконец взмыл вверх.

На них напали почти сразу же. Эхтры окружили мальчика и единорога. Руки Чарльза Уоллеса оторвало от гривы Гаудиора, но веревка держала крепко. Из него вышибло дух, а порывы ветра не давали открыть глаза, но эхтрам не удалось сорвать его со спины Гаудиора. Веревка натянулась и скрипела, но узлы держались.

Дыхание Гаудиора превратилось в серебряные султаны. Ему пришлось сложить крылья, чтобы эхтрский ветер не переломал их. Мальчик и единорог неслись через бесконечное пространство и время.

Холодный зловонный ветер подхватил их и швырнул с яростью, которую единорог не мог одолеть. Они беспомощно опускались в раскинувшуюся тьму.

Они потерпели крушение.

Удар был так силен, что Чарльз Уоллес за миг до потери сознания успел подумать, что эхтры швырнули их на камни и что это конец.

Но спуск продолжался. Вниз, вниз, в черноту и холод. Дышать нечем. Ощущение удушья, ветер звенит в ушах. Потом он словно бы начал подниматься – выше, выше, и свет до боли ударил по закрытым глазам, и чистый холодный воздух хлынул в его легкие. Чарльз Уоллес открыл глаза.

Это о воду они ударились, а не о камень.

– Гаудиор! – закричал Чарльз Уоллес, но единорог, бессильно обмякнув, плавал на поверхности тьмы; он лежал на боку, и одна нога Чарльза Уоллеса все еще находилась в воде.

Мальчик склонился к могучей шее. Ни дуновения не исходило из серебряных ноздрей. Грудь не вздымалась, и сердце не билось.

– Гаудиор! – горестно закричал Чарльз Уоллес. – Не умирай, Гаудиор!

Но единорог лежал все так же безвольно, и маленькие волны плескали ему в морду.

– Гаудиор!!! – Чарльз Уоллес изо всех сил ударил по застывшему телу.

Слово, лихорадочно подумал он. Слово!..

Но все слова, кроме имени единорога, вылетели у него из головы.

– Гаудиор! Гаудиор!

По серебристому телу пробежала дрожь, а потом единорог мощно выдохнул – словно воздух вырвался из органа, – и все снова заработало. Чарльз Уоллес расплакался от облегчения. Единорог открыл глаза – сперва они были тусклыми, потом прояснились и засверкали, как бриллианты. Он зашевелился.

– Где мы?

Чарльз Уоллес наклонился к прекрасному телу, гладя шею и гриву; он был вне себя от облегчения.

– Посреди океана.

– Какого океана? – раздраженно уточнил Гаудиор.

– Не знаю.

– Это твоя планета. Ты должен знать.

– А моя ли? – спросил Чарльз Уоллес. – Эхтры добрались до нас. Ты уверен, что мы не в Отражении?

Мальчик и единорог огляделись. Вода простиралась во все стороны до самого горизонта. Небо над ними было ясным – лишь несколько облачков.

– Это не Отражение, – фыркнул Гаудиор. – Но мы можем находиться где угодно в Творении, на любой планете любой галактики, где есть кислород и достаточное количество воды. Как по-твоему, это похоже на обычный земной океан? – Он встряхнул головой, и с гривы посыпались капли воды. – Я пока не очень хорошо соображаю… – Единорог глотнул воздуха, потом отрыгнул изрядную порцию соленой воды. – Похоже, я выпил половину этого океана!

– Он выглядит как обычный океан, – нерешительно сказал Чарльз Уоллес. – И похоже, что сейчас зима. – Его ботинки наполнились водой, и та теперь хлюпала, обжигая ноги холодом. – Смотри! – Он указал на огромную ледяную скалу, торчащую из воды. – Айсберг!

– В какой стороне земля?

– Гаудиор, если мы даже не знаем, в какой мы галактике и на какой планете, откуда же мне знать, где тут земля?

Гаудиор с трудом распростер крылья во всю ширь, и с них с шумом обрушились потоки воды. Он с силой работал ногами, чтобы держаться на плаву.

– Ты можешь лететь? – спросил Чарльз Уоллес.

– Крылья промокли насквозь.

– А можешь спросить у ветра, где мы сейчас?

Единорог содрогнулся.

– Я все никак не переведу дух. Ветер… ветер… мы так ударились о воду, что чудом не переломали все кости. Ты по-прежнему привязан?

– Да, иначе меня здесь бы не было. Пожалуйста, спроси у ветра.

– Ветер… ветер… – Гаудиор снова стряхнул воду с крыльев.

Он открыл рот, словно собираясь пить, и глотнул холодного чистого ветра. Губы разошлись, открывая опасные на вид зубы. Единорог закрыл глаза; его длинные ресницы казались темными на фоне шкуры, побледневшей до оттенка лунного света. Потом он открыл глаза и выпустил фонтан воды:

– Слава галактикам!

– Где мы?

– В твоей галактике, в твоей Солнечной системе, на твоей планете. В твоем собственном Где.

– Ты имеешь в виду, что это то самое место со звездным валуном? Только покрытое океаном?

– Да. И ветер говорит, что сейчас середина лета.

Чарльз Уоллес посмотрел на айсберг:

– Хорошо, что сейчас лето, а то мы замерзли бы насмерть. Но все равно, лето или не лето, а мы умрем от холода, если не выберемся на сушу, и поскорее.

Гаудиор вздохнул:

– Мои крылья все еще мокры, а ноги устали.

Тут их накрыло волной. Чарльз Уоллес хлебнул соленой воды и мучительно закашлялся. Его легкие горели от ударов эхтрского ветра и холода моря. Ему до ужаса хотелось спать. Мальчик подумал про путников, заблудившихся в буране, – им тоже хочется лечь в снег и уснуть. Но те, кто засыпает, никогда уже не просыпаются. Чарльз Уоллес изо всех сил старался держать глаза открытыми, но, кажется, все было напрасно.

Ноги Гаудиора двигались все медленнее. Когда их снова накрыло волной, единорог не смог вырваться обратно на поверхность.

Вода и темнота объединились, чтобы лишить Чарльза Уоллеса сознания. У него зазвенело в ушах, и в этом звоне он услышал голос: «Слово, Чак! Скажи его! Скажи Слово!»